Незаметно, в раздумьях, прошел час полета, и наш «илюша» пошел на посадку. Если вы видели, как садятся самолеты, то представляете, как задолго до аэродрома крылатая машина плавно снижается и по прямой заходит на посадку. В Афганистане такой подлет мог окончиться на земле задолго до пункта назначения. Поэтому с высоты в-10 тысяч метров над аэродромом пилот начинает снижаться кругами по спирали, чуть ли не входя в «штопор». В иллюминаторе замелькали яркие вспышки, как сигнальные ракеты, вылетающие из-под брюха самолета. «Тепловые ловушки против «Стингеров», — пояснил сидевший рядом опытный офицер, («Стингер» — американская зенитная ракета, которыми были вооружены душманы). Вот так прямо с разворота мы и «плюхнулись» на взлетно-посадочную полосу. Откинулась задняя аппарель, и военный люд покинул своего «извозчика». Яркое солнце, побуревшие выгоревшие сопки невдалеке, снеговые горы у горизонта, глинобитные домишки, прячущиеся в зелени тополей и карагачей, казармы пересыльного пункта — первое, что охватил взгляд. Невысоко над землей, стрекоча моторами, проплыла четверка боевых вертолетов Ми-24, «горбатые», как их здесь называли. Позже мне приходилось часто наблюдать, как при каждом взлете и посадке наших самолетов «вертушки» зависали над окрестностями аэродрома, зорко следя, не подкрался ли враг. Автобус «ПАЗик» катил по улицам афганской столицы, везя прибывших на замену офицеров в штаб 40-й Армии, расположенный на окраине Кабула. Форма на нас была «союзная», переодевать в х/б должны были в частях, куда распределят. Все прилипли к окнам: как там она, заграничная жизнь? Это сейчас нас нельзя удивить никакой торговлей, в то время длинные ряды магазинов — «дуканов» и лотков, заваленных всевозможным товаром, вызывали удивление и тихую зависть. Следов войны видно не было. Потоки машин, в основном «старье» со всего света, запрудили улицы. Правила дорожного движения, несмотря на машущих жезлами регулировщиков, никто не соблюдал: у кого больше машина, тот и прав. На лицах наших офицеров играли улыбки. Поглядывая свысока на толпящихся афганцев, прибывшие про себя думали: «Вот мы какие, молодые, сильные, приехали вас защищать». Идиллическое настроение улетучилось, когда мальчишка из толпы запустил по нашему автобусу огурцом и попал одному офицеру в лицо. «Хорошо, что не граната», — констатировал сопровождающий с «пересылки», поглаживая автомат...
В штабе армии я получил назначение — «помощник начальника штаба 180 мотострелкового полка».
Ночью транспортным самолетом АН-26 перелетел в город Баграм, в 70 километрах от Кабула, где располагался штаб 108 мотострелковой дивизии, куда входил мой полк. Командир дивизии генерал-майор Барынькинвсегда беседовал с вновь назначенными офицерами, давал им наставления перед началом службы. Сидя перед его кабинетом, через неплотно закрытую дверь, слышал его беседу со старейшинами близлежащих кишлаков, которые создали у себя отряды самообороны и пришли просить оружие. «Оружие я вам дам, — раздавался твердый голос генерала, — боеприпасы тоже. Но хоть один выстрел будет в нашу сторону — сотру с лица земли». Комдив знал, что говорить — в этой стране уважали силу. В условиях гражданской войны всегда приходилось использовать противоречия между местными враждующими группировками нам на пользу. В зоны, которые контролировали «мирные» (те, которым мы помогали), наши войска не совались, а они, в свою очередь, прикрывали наши объекты от душманов. Ну а с теми, кто поддерживал душманов, разговор был короткий: «Стреляй по всему, что шевелится».
Обратно в Кабул, в свой полк, возвращался на бронетранспортере. Потом по этой дороге пришлось мотаться не один десяток раз, а первые впечатления остались самыми яркими. Цветущая зеленая долина, вся в виноградниках, изрезанная мелкими речушками и арыками. Прекрасное асфальтовое шоссе, по обочинам которого, как средневековые замки, возвышались наши заставы, опоясанные глинобитными стенами с башнями и бойницами для стрельбы. Через каждые 200—300 метров окопы с бронетехникой, держащей под прицелом окрестности. Кое—где валялись остовы обгоревших машин, да мелькали краснозвездные обелиски с датами жизни в 19—20 лет.
Навстречу нам от границы с Пакистаном из Джелалабада шла колонна техники 66-й мотострелковой бригады, выводимой в Союз. Сидя на броне, солдаты не скрывали улыбок на смуглых лицах, представляя, как скоро окажутся они на Родине
180 мотострелковый полк под командованием полковника Кравченко располагался на юго-западной окраине Кабула, в километре от штаба армии. Его называли «полк Аушева», так как в нем ранее дважды проходил службу Герой Советского Союза, нынешний Президент Ингушетии Руслан Аушев. Казармы и хозпостройки уступами поднимались по склону горы. Этот военный городок считался образцово — показательным: асфальтные дорожки, обрамленные елочками, щитовые казармы с паровым отоплением, клуб на 600 мест, где за мою бытность выступали Розенбаум, Пьеха, Кобзон и ансамбль «Доктор Ватсон». Но весь полк собирался в городке редко и ненадолго: постоянно или в полном составе, или отдельными подразделениями он привлекался на выполнение боевых задач в различных частях Афганистана. В мои обязанности входило комплектование полка солдатами. Весь май, июнь на двух мощных бортовых «КамАЗах» ранним утром отвозил на аэродром «дембелей», а там получал прибывшее из Союза пополнение из учебных частей и распределял по подразделениям.
Полк был укомплектован полностью по штатам военного времени и насчитывал около 2600 человек, 40 танков, 170 боевых машин пехоты и бронетранспортеров, 18 самоходных гаубиц и много другой техники. Солдаты прибывали с различными военными специальностями, и всех надо было поставить именно на свое место в боевом строю, чтобы не ослабла мощь ни _одной войсковой единицы. С вновь прибывшими командиры подразделений проводили занятия, старались, чтобы их подчиненные как можно быстрей привыкли к местным условиям, втянулись в ритм боевой жизни.
Молодежь гоняли по полигону до седьмого пота, ибо понимали, что литр пота дешевле, чем литр крови. Солдат готовили не для парада, а для боя с коварным и опытным противником. И то, что потери были относительно небольшие, свидетельствует о качестве подготовки. Согласно плана вывода полку предстояло покинуть Афганистан одним из последних, а пока он использовался для прикрытия вывода других войск. Джелалабад, Баграм, Кундуз, Файзабад — от юга, границы с Пакистаном, до севера границы с СССР полк перебрасывался на сотни километров и вставал сторожевыми постами вдоль дорог, охраняя идущие домой колонны. Душманы пытались в разных местах напасть на колонны, перекрыть движение наших войск, но все их попытки успешно пресекались. Помогали мы и афганским войскам в окрестностях Кабула уничтожать душманские базы. Наши войска блокировали определенную зону, а афганские «сарбозы» (солдаты) осуществляли прочесывание. Но что это были за вояки, характеризует такой случай. Наш полк окружил кишлак', где по данным разведки, находились душманы, а пехотный полк афганской армии пошел его прочесывать. Из кишлака ударил пулемет и афганский полк побежал назад. После того, как наша артиллерия обработалакишлак, прочесывание повторилось, теперь уже без выстрелов. Через некоторое время мы увидели, как афганские солдаты возвращались назад и каждый из них тащил на себе мешок награбленного барахла. Страна бедняков и торгашей... Превыше всего здесь ценился «навар». А человеческая жизнь... Аллах дал, аллах и забрал. Как-то возле нашего стрельбища шальной пулей был убит афганский мальчишка. Его отец пришел к командиру полка и потребовал в счет компенсации мешок муки. Командир полка приказал выдать ему мешок муки и мешок риса. Бедняк упал в ноги и стал благодарить за такую щедрость. А в одном из придорожных кишлаков пришлось наблюдать такую картину. На обочине стоит афганская автоцистерна с керосином, стекло разбито пулями, убитый шофер висит на руле, а сзади машины очередь женщин с канистрами и кувшинами спокойно сливает керосин. Видно, их мужья «подстрелили» им эту «добычу».
«Беречь своих солдат! На каждый выстрел отвечать залпом!» — такой приказ командующего армией генерала Бориса Громова был доведен до всех командиров, и его старались выполнить. (Бывая по служебной необходимости в штабе армии, мне приходилось видеть его в своем кабинете, склонившегося над документами или отдающего распоряжения. В войсках его не просто уважали, а любили. К сожалению, в 1994 году за несогласие с чеченской авантюрой, он был уволен из Вооруженных Сил). Но войска без потерь не бывает. За 1988 год полк потерял 22 человека убитыми и около 80 ранеными. В мои обязанности входило и оформление документов на погибших, начиная с опознания их в морге и кончая инструктажем сопровождающих «груза-200» .
Делая опись личных вещей погибших, всегда натыкался на их фотографии в мирной жизни, в кругу близких и друзей, с ребенком на руках. Горько было осознавать, и сердце обливалось кровью от мысли, что переживут их родные. В одном из боев под Кундузом попали в засаду и погибли три наших солдата – разведчика. Помощь к ним опоздала. Их тела были изрешечены пулями, а в горле у каждого торчал нож. Когда я держал в руках пробитый пулей и залитый кровью комсомольский билет одного из них, перед глазами пронеслись похожие кадры кинохроники Великой Отечественной...
К 15 августа половина наших войск из Афганистана была выведена. После этого начались постоянные обстрелы Кабула душманами. Наша артиллерия часто открывала огонь, подавляя их огневые точки.
В начале декабря стали готовиться к возвращению домой и мы. Передали афганской армии большую часть колесной техники, половину личного состава полка отправили в Союз самолетами. Оставили в экипажах боевых машин пехоты по 5 человек из 8. Стали стягивать в распоряжения полка подразделения с застав и дальних «точек». Душманы всячески препятствовали этому, обстреливая из засад и минируя дороги. И тут отлично проявил себя переводчик полка, лейтенант – таджик. Он смело шел на переговоры с противником, часто рискуя жизнью, чтобы наши войска проходили беспрепятственно. Не знаю, о чем он говорил с душманами, но у него получилось предотвратить не одно боестолкновение. Представлен к ордену он был именно за сохранение жизней наших бойцов.
В декабре на Афганистан обрушилась зима со снегом и морозами, что для этих мест редкость. Говорят, что и зимой 1979 года, когда войска вводились, была точно такая же погода. Дороги на перевалах в горах обледенели, что сильно затрудняло движение, особенно гусеничной техники. Вот в таких условиях пришлось нам уходить домой.
22 января 1989 года колонна машин полка выстроилась у КПП в готовности начать движение на север, в направлении советской границы. У всех было и радостное, и немного грустное настроение. Было ощущение, что оставляешь здесь что–то родное, какой–то кусочек своей жизни. Здесь, в Афганистане, никто не говорил, что мы «выполняем интернациональный долг», мы прекрасно видели, что это пустые слова. Мы свято верили в то, что выполняем приказ Родины, что защищаем ее национальные интересы. Мы были уверены, что Родина нас здесь не бросит и, что бы ни случилось, мы все равно вернемся к ней. Колонна полка тянулась через весь город, перекрывая движение автотранспорта. Толпы афганцев провожали нас взглядом. В их взгляде не было радости, что уходят «оккупанты», а скорее чувствовалась озабоченность неизвестностью. Они хорошо понимали, что пока мы стояли здесь, был относительный мир и порядок, а с нашим уходом рухнет шаткое военное равновесие и страна погрузится в пучину жестокой гражданской войны. Что вскоре и произошло. А пока стаи пацанов с криком ловили банки с тушенкой, которые с брони бросали наши солдаты. Возле одного из перекрестков колонна притормозила. Проезжающий рядом на велосипеде афганец с радушной улыбкой стал демонстрировать набор русских слов, которые он смог выучить: «Миша... здравствуй... как дела... иди на...» Дружный хохот наших парней раздался ему в ответ.
Две недели полк прикрывал подходы к высокогорному перевалу Саланг, отделяющему южный Афганистан от северного, единственную дорогу к дому, пропуская другие наши части. Сюда была стянута сильная артиллерийская группировка, которая постоянно «долбила» по окрестностям дороги, обеспечивая нашу безопасность. Бомбардировочная авиация генерала Дудаева с территории СССР день и ночь наносила удары по душманским базам. Земля под ногами тряслась от выстрелов тяжелых орудий, реактивные снаряды с воем и скрежетом чертили воздух.
11 февраля полк вышел к советской границе возле узбекского города Термез. На следующий день нам предстояло по мосту «Дружбы» через пограничную реку Амударью перейти на наш берег. Если вы помните последние кадры фильма «Освобождение», где наши бойцы, стоя на ступенях рейхстага палят вверх из всех видов оружия, то можете себе представить такую картину: под крики «ура» началась беспорядочная стрельба вверх из автоматов, пулеметов, пушек боевых машин пехоты, которая продолжалась до темноты.
На следующий день наша колонна переехала мост и вступила на родную землю. Множество людей, в основном родственников солдат и офицеров, приехавших со всей страны, встречали нас. К сожалению, официальная власть это все проигнорировала. Впрочем за всеобщей эйфорией этого никто и не заметил. Колонна машин медленно шла через людское море. Вдруг к одной машине бросилась молодая женщина, узнавшая в сидевшем на башне офицере своего мужа. Боевая машина притормозила, сильные мужские руки подхватили женщину и прижали к груди. Так они и поехали дальше...
Полк встал на место дислокации в Термезе, откуда он уходил в декабре 79-ого. Большинство солдат сразу ушло на «дембель», а офицеры разъехались по своим округам. Вот так закончилась для меня афганская война. Прошло уже десять лет с того момента, но из памяти не стирается то незабываемое время, время, когда мы могли гордиться своей страной.